*Magnify*
SPONSORED LINKS
Printed from https://www.writing.com/main/profile/reviews/svetashev
Review Requests: OFF
1 Public Reviews Given
1 Total Reviews Given
Public Reviews
1
1
Review of See Oversea  
Review by Svetashev
Rated: E | (4.0)
Hey, Eskemo.
I read your story and, while I was reading, translated it in russian. Your text is laid in russian language very well. I didn't changed almost the sentence structure. I think, – if you don't against, – it might share in my russian writen site.

About story, the introductory poem is good sound and remember me that I read by Byron. When I began to read about the living in Marseille I found many familiar things. I know many feeling which you try to describe.

Now, I have any question. Why did you not wrote about last guilty words of your dear grandmother at once? Why did you not noticed them at moment when she spoke. If you were shoсked when you remember it before an expected suicide, why do you not shocked when you heard it at first?

Second expected suicide is solved with, as spoke ancient Greeks, deus ex machine and similar to, as speak in russian, - притягивание за уши.

Your story is impressive, but you need work for it little, I think.

Finally, the translation:

Взгляд из за моря.

С чувством Виктора Гюго,
во Франции я промотал свои годы,
В крысином забеге, где было туго,
Крысе победа не даст свободы.

«Хватит соперничать с крысами, – сказал я, – пора в путь!»
Подняв парус, я пустился по волнам
И, как чужестранец, прибыл в Алжир,
Продолжая дурачить себя наперед этой попыткой.

Я был заперт своими собственными демонами,
Не имея определенной жизненной цели,
Когда зефир пришел и стал моей музой
И научил меня использовать перо для развлечения.

Я мог бы переплыть пять морей и океанов
Просто, чтобы написать письмо,
Погружая мое перо в море вдохновения.


Я был одним из миллиона тех юных парней на Старом Французском Континенте (Old Continent in France). Как ребенок, принадлежавший к поколению millennium, я играл на тех же площадках, что и все; ходил в школу, в которую ходили все; а также посещал еженедельные вечеринки, как и все в моем возрасте. Точно так же, как и все, я ходил по бетонным джунглям среди кварталов небоскребов по бесчисленным дорогам, вдыхая дым вместе с толпой. В Европе я получил общее образование и отличные знания, настолько продвинутые, насколько это было возможно при обучении web-design. Мое окружение состояло из французской смеси трудоголиков социалистов, ищущих наслаждения демократов и помешанных на деньгах материалистах, которые с серьезным видом учат человека уважать деньги и тех, у кого они есть. Таким образом, если человек во что-то верил, то это в лучшем случае была замечательная работа с надеждой на получение хорошей ежемесячной зарплаты. Религия существовала только для стариков, или для тех, кто обладал умом старика, чтобы в нее верить, например, как моя бабушка. Благодаря ей, я получил представление об исламской религии, но ничего серьезного по отношению к черни с масс медиа и реалити шоу. От телевизионного промывания мозгов я чувствовал себя больным и сбежал в виртуальный мир интернета, оставив позади демократические лозунги запада, ужасающие новости востока об арабских войнах и – главное – отупляющие шоу.

Я ни чем не отличался от остальных, кроме того, что я родился в Алжире. Я родился в Алжире. Я родился в Алжире. Это предложение повторялось снова и снова в течение многих лет при упоминании моего имени в школе, офисе, или где-нибудь еще. Одного имени было достаточно для дискриминации со стороны других. Однако плохо со мной никогда не обращались; возможно, благодаря французскому разнообразию. Я ежедневно пересекался с африканцами и азиатами на улицах Марселя также часто, как и с алжирцами. На самом деле я никогда не чувствовал себя ни алжирцем ни французом и мало знаю о моем родном городе, также как и о моих родителях, которых я не помню. Я знал только, что моя мать была француженка, а отец алжирец, и что они умерли вскоре после моего рождения. Все остальное погружено в туман вместе с их гибелью в автомобильной катастрофе, где я потерял их. После этого обо мне стала заботиться моя бабушка. Она была самой выносливой пожилой женщиной в мире, и у нее имелось лишь одно слабое место: вопросы о моем отце. Все вопросы об их взаимоотношениях были невыносимы для нее и воспринимались очень плохо. Я чувствовал, что лучше не задавать этих вопросов и не задавал их. Для меня было естественным игнорировать все, в чем я не был действительно заинтересован. И обычно, я не особо парюсь по поводу чего-либо.

Мою ежедневную рутину можно описать так. Это было пять лет назад: я вошел в так называемую большую жизнь (Big Life) и начал работать в крупной компании. Я работал с утра до ночи, включая и домашнюю работу – без перерыва. Моим единственным удовольствием были короткие ночи, которые я проводил в компании старых друзей, раз в неделю или раз в месяц, но в последние два года эти встречи прекратились. Сказать по правде, это была моя вина, что меня перестали приглашать. Я отказался от многих вечеринок и на многих присутствовал, будучи таким уставшим и расстроенным, что становилось крайне неловко. Таким образом, в последний год я общался регулярно только с одним человеком – моей бабушкой.

Моя бабушка была самой выносливой пожилой женщиной в мире. Она самостоятельно вырастила меня, работая до изнеможения, чтобы заменить мне потерянных родителей. Пока я был на работе, она дожидалась меня с горячим куриным супом, и мы вместе ужинали, обсуждая ежедневные новости. Так проходили мои дни, но потом она неожиданно заболела. Она провела два ужасных месяца дома. В течение этого времени я был постоянно рядом с ней, – днем и ночью, – пока ее не отправили в госпиталь. Несмотря на то, что я лишился работы в первые две недели ее болезни, я никогда не сожалел о том, что провел время вместе с ней. Даже в течение тех дней, что она была в госпитале, она не переставала заботиться обо мне, много говорила и советовала мне вернуться на работу. В общем, я был очень благодарен, что она не страдала в последние шесть месяцев ее жизни и упокоилась с миром. Однако это было самое горькое событие, что произошло в моей жизни.

После смерти бабушки я совсем потерял себя. Я никогда не имел жизненной цели, за которой мог бы следовать, цели, которая могла бы меня заинтересовать, но в этот раз все было значительно хуже. Я чувствовал себя самым несчастным человеком на земле, живущим в пустыне. В это время я был не способен ничего делать: ни получить работу, ни пойти на прогулку. Наконец, когда я решил выйти на свежий воздух, я начал ходить, ходить и ходить без перерыва и определенной цели. Я монотонно маршировал, глядя на занятую толпу людей, спешащих по грязным улицам, среди теней от бессмысленных небоскребов. Однажды, перед закатом солнца, я внезапно увидел свою цель. Это была высокая скала на пляже, уходящая в море. Я забрался на ее вершину, сел и стал думать о том, что мне делать со своей жизнью. Сказать по правде, я думал покончить все одним прыжком, оставив позади все эти однообразные бессмысленные дни. В этот момент я вспомнил последние слова моей бабушки. Те самые последние преступные слова моей дорогой бабушки.

Итак, я сидел на горе под темным звездным небом, в то время как ее последние слова звенели в моих ушах утренней зарей ослепительного рассвета. Эти слова, в первый раз в моей жизни, дали мне новую силу и пробудили интерес к определенной цели. Последней речью моей бабушки была исповедь. Она хотела облегчить свое сердце, рассказав мне о моем отце, которого она всегда ненавидела за то, что из-за него она потеряла свою дочь. После трогательной истории о моих родителях, она рассказала мне еще более шокирующие новости. Она держала от меня в секрете, что мой дедушка по отцовской линии искал меня в течение долгих лет. Он посылал много писем, но она выбросила их все. Однажды он даже приезжал во Францию меня навестить, но она отослала его, солгав. Эта новая информация вошла в мою жизнь, призывая меня, как говорится, к путешествию, которое я был счастлив начать.

В общем, я провел небольшое расследование и через пару дней написал небольшое письмо своему деду, надеясь, что он еще жив. К моему огромному удовольствию он ответил мне через две недели и просил приезжать в Алжир. Я немедленно собрал два чемодана, взял все свои сбережения и написал деду, что он может ждать меня в течение недели.

Покидая Францию, я ощущал два различных чувства. Во-первых, я чувствовал себя как невинный заключенный, который, после десятилетий несправедливого заключения, выходил на свободу в ожидании чудес и предвкушая встречу с новым миром. С другой стороны, я боялся этого нового мира, чья культура, язык и т.д. – были мне чужды. Однако передо мной был такой гротескный образ Франции, где я страдал много лет, что я был уверен, что покидаю наихудшее место в мире и, несомненно, то место, куда я направлялся (Алжир), должно было быть лучше.

Не приукрашивая можно сказать, что Алжир заслуживал свое прозвище «Alger le Blan». Прибыв в столицу со стороны моря, я успел увидеть только светлые, белые здания и мерцающий банк. Вначале я оказался в странной ситуации и чувствовал, что все еще нахожусь в Марселе. Я проходил мимо тех же самых людей и точно таких же мест, как и там. Будучи пропитанным ненавистью к Марселю, изумляясь однообразности, я размышлял об этом не смотря по сторонам и избегая возможных разговоров во время путешествия. Поэтому я сразу сосредоточился на поиске моего деда, который оказался нетрудным благодаря водителю такси, знакомому с французским языком.

Когда я нашел его, он встретил меня с распростертыми объятиями и горячими поцелуями в таком восторге, что я чувствовал себя немного неловко. В то время как он провожал меня в гостиную, его жена забрала мой багаж и отнесла его в приготовленную для меня комнату. Как только мы сели на диван, она приготовила для нас кофе и сладкие булочки. Мы стали говорить о моих родителях, их отношениях, моей жизни и моем будущем, которое пророчил мне дед в Алжире. Я был тронут от приема, который мне оказала эта пожилая пара. В самом деле, я испытывал приятное удовольствие разговаривая с ними, несмотря на то, что никогда не был разговорчивым человеком.

Я провел две недели дома. Мой дед настоял на том, чтобы я считал его дом своим. Это было немного забавно, поскольку я совершенно не представляю, что означает «свой дом». Вскоре на меня снова нахлынуло чувство фрустрации. Утром я стал бродить по дорогам вновь, чтобы привести в порядок свои спутанные мысли.

Пока я гулял, я не обращал внимания ни на что в городе из-за спутанной смеси эмоций внутри меня. Я был разочарован, зол и напуган, встретив снова мои старые депрессивные чувства. В отчаянии я спрашивал Бога: почему моя жизнь так убога? Я вновь пришел на пляж и почувствовал, что сейчас самое подходящее время, чтобы покончить с этой ужасной жизнью. Я прошел мимо странной толпы людей, не замечая ни какой разницы между людьми на улицах Франции и людьми на улицах Алжира.

Когда я дошел до моря, я услышал тот же гневный беспорядочный шум волн. Я стоял перед большой скалой. Мои ноги были в песке; они онемели. В тот момент я стоял в костюме, нижняя часть которого была насквозь промокшей, и мне стало смешно. Я стоял с глупой улыбкой, рассматривая высокую острую скалу, находящуюся в море, и было очевидно, что я не мог бы на нее подняться. Внезапно вся моя нервозность, грусть и боль исчезли. Я почувствовал гладкий зефир на своем лице, и беспорядочный шум волн преобразился в приятную музыку. Я был пуст, стоя там в одиночестве, тем не менее, я чувствовал присутствие чего-то величественного под бесконечно голубым небом. Что я должен делать? Куда я должен идти? Что ждет меня завтра? Я не знал ответа ни на один из этих вопросов, но я чувствовал новое восходящее желание, что-то рвущееся наружу и жаждущее освобождения.

Это был день, когда я впервые взял перо. В этот момент я стал писателем.
1 Reviews · *Magnify*
Page of 1 · 25 per page   < >
Printed from https://www.writing.com/main/profile/reviews/svetashev